Имя твое — птица в руке,
Имя твое — льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твое — пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Имя твое — пять букв – Блокъ (ер на конце); имя как фамилия – в германской традиции (Name – Vorname)
Образы первой строфы: птица (в руке, пойманная), льдинка (на языке, подобна леденцу), мячик (пойманный, остановленный в полете), бубенец (во рту)– на первый взгляд, нейтральны. Но в своем раскрытии разоблачают стремление лирического Я к обладанию если не самим лирическим ТЫ, то его именем. Присвоение же права на имя – есть духовная власть, обладание человеком-носителем имени. Последовательность рука-рот-рука-рот – детская сущность, экспериментальность лирического Я (присвоить, попробовав, втянув в себя – но в духовной, а не физической сфере).
Интересно, что имя не называется, а как бы описывается (дается снова и снова лирическому ТЫ, но в иных форматах и измерениях) – как форма заговора на имя (мистицизм начала ХХ в.). Лирическое Я словно ворожит, притягивая лирическое ТЫ к себе в ином, не физическом, не телесном пространстве.
Попытка «овеществления», приземления имени – вещественность образов 1 строфы (их можно подержать в руках, почувствовать). Причем, вещи контрастные: теплая живая птица и ледяной холод льдинки, молчаливый мяч и звонкий бубенец. Но попытка изначально обреченная на неуспех: выбраны вещи, которые нельзя присвоить и удержать – птица улетит, льдинка растает, мячик придется вернуть в игру, бубенец – на упряжь или бубен (ему не место во рту).
Тема игры – музыки (бубенец), движения (мячик); тема физической страсти, пошагового притяжения/ втягивания внутрь – рука, на языке, губы, во рту; тема полёта – птица, мяч.
И рождение темы тайны, развитой во 2 строфе – скрываемый во рту бубенец, щекочущий холодок льдинки.
Б – бубенец во рту
Л – льдинка на языке
О – мячик, пойманный на лету
КЪ – птица в руке
Все вместе – Одно-единственное движенье губ.
Звукопись – образна, символична, как поэзия Блока; загадка имени – оно не названо, но зашифровано в 1 строфе.
Что взято от Блока – язык символов, многогранность игрового начала (карнавализация по М. Бахтину) – игра как проба, эксперимент, столкновение антагонистов как спутников на дороге к победе одного и поражению другого.
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Уже не разбор по звукам, а звучание имени в целом, как явления природы (природный пласт, ночная природа, вселенская, блоковская Ночь, срывающая маски и открывающая истинный лик человека).
Над бездонным провалом в вечность,
Задыхаясь, летит рысак.
А. Блок (Чёрный ворон в сумраке снежном, 1910)
Поэма «Двенадцать» А. Блок (январь 1918 г.) – образы ночи, снега, галопа тройки, …
Опять навстречу несётся вскачь,
Летит, вопит, орет лихач.
Трах-тах-тах!— И только эхо
Откликается в домах…
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах…
Образы второй строфы: камень (в тихий пруд), ночные копыта, курок в висок – опасно-трагичны. С одной стороны, здесь снимается элемент детской игры (первая строфа переполнена им – сладость, подвижность, музыка дня), заменяясь уже взрослыми игрищами (опасная тайна, агрессия, угроза, гибельность игры).
С другой – череда образов, порождаемых «повзрослевшим» именем: всхлип и круги по воде (эхо от брошенного в растревоженную воду илистого пруда камня), гром имени в лёгком перестуке копыт ночью по мостовой (гром как предупреждение, попытка пробудить спящих; та же тема тихого пруда, разбуженного камнем, усиливается) и щелчок курка у виска (несостоявшийся, отложенный выстрел, игра в русскую рулетку).
Голос лирического Я поднимается до всхлипа, крика, стука – точно, пытаясь достучаться, докричаться до кого-то, разбудить, обратить внимание, предупредить. Это голос весталки, Кассандры.
Ночь сменяет день. Звукопись также меняется – с сонорности 1 строфы на глухие (к) и свистящие/шипящие (з, щ) и снова (к).
Имя из игры, легкости становится манифестом силы, притягивающей опасность к его носителю. И утрачивает свою вещественность – от максимальной предметности (камень) к чистому звуку (гром, щелчок).
Щелканье (копыт, лёгкое, ночное) – щёлкающий (курок, звонко) – повтор однокоренных словоформ. Именно щелчки тумблера, переключателя, вспышки искр напоминают строки стихотворения – вспышки быстро сменяющих друг друга образов. И в то же время ощущается наэлектризованность самого воздуха, пощелкивающего от напряжения.
Имя твое — ах, нельзя! —
Имя твое — поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твое — поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим — сон глубок.
В третьей строфе впервые выставляется граница вербального запрета (ах, нельзя!). Нельзя что? Назвать по имени, позвать, назвать имя? Или нельзя приблизиться к носителю этого имени и не получается притянуть его заговором-наговором к себе (НЕ поймать, НЕ постичь)?
И тут же наступаем перелом: из жизни в смерть (семантика смерти, обряд последнего прощания – поцелуй в глаза, стужа недвижных век, сон глубок; болезненная дрожь как ср. в «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека» А. Блока).
И в то же время именно 3 строфа дает ощущение реализации столь желанной физической близости лирического Я и ТЫ.
Имя из живого становится потусторонним, преодолевая смерть, обращая ее в сон.
.. поцелуй в снег, Ключевой, ледяной, голубой глоток – отрезвляющий, пробуждающий поцелуй и глоток, пробуждающий. И вдруг – сон глубок. Из этого смыслового диссонанса рождается ощущение падения лицом в снег (целовать след, святого или правителя) или взлета в падающий сверху снег-голубого глотка небес. Падение как взлет – с именем лирического ТЫ – делает возможной подмену смерти сном, глубоким сном, погружающим лирическое Я в недра самопознания (переход, уход от попытки познать и приблизиться к лирическому ТЫ).
Только ассоциация – не связано с реальным вещественным, предметным рядом.
Ср.: Цикл «Снежная маска» А. Блока, 1907
Восковому, святому лику
Только издали поклонюсь.
Опущусь на колени в снег,
И, под медленным снегом стоя,
И во имя твое святое
Поцелую вечерний снег —
Там, где поступью величавой
Ты прошел в золотой Тиши,
Свете тихий, святыя славы,
Вседержатель моей души. М.Ц., 1921
…Есть места с вечным ветром, с каким-то водоворотом воздуха, один дом в Москве, например, где бывал Блок и где бывала я по его следам — уже остывшим. Следы остыли, ветер остался» М.Ц.
«Смерть Блока. Еще ничего не понимаю, и долго не буду понимать. Думаю: смерти никто не понимает… Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо — посмертным (в нашей любви). Ничего не оборвалось, — отделилось, весь он такое явное торжество духа, такой — воочию — дух, что удивительно, как жизнь — вообще — допустила… Смерть Блока я чувствую как вознесение…
Человеческую боль свою глотаю. Для него она кончена, не будем и мы думать о ней (отождествлять его с ней). Не хочу его в гробу, хочу его в зорях».
Думали — человек! Умереть заставили.
Умер теперь. Навек
— Плачьте о мертвом ангеле!
Черный читает чтец,
Топчутся люди праздные…
— Мертвый лежит певец
И воскресенье празднует. М.Ц.
Жанр – послание (форма «имя твоё» – рефрен).
Размер – разностопный дактиль, каждая из стоп которого состоит из трех слогов с ударением на первом. Рифмы – чередование мужской и женской рифм. Рифмовка – смежная, со схемой ААВВ (что убыстряет ритм и делает текст динамичным).
Нет сюжета. Все стихотворение – поток сознания, ряд ассоциаций лирического Я.
В тексте крайне мало глаголов, из глагольных форм преобладают причастия. Стихотворение описательно, похоже на полотна импрессионистов – из отдельных штрихов и точек, складывающих предельно эмоциональный портрет, целостный образ. Он вневременной – форма настоящего времени в контексте стихотворения оказывается вневременной (всегда).
Средства выразительности: эпитеты («голубой глоток», «серебряный бубенец», «недвижных век»), метафоры («поцелуй в глаза», «птица в руке»), олицетворение («назовёт курок») и оксюморон («нежную стужу»); анафора (имя твоё), инверсия (в легком щелканье).
Цветаева использует синтаксический параллелизм: построение синтаксических конструкций 1 и 3 строфы совпадает, что придает стихотворению композиционную завершенность и целостность.
Фактически, это стихотворение – завершенный портрет, написанный быстрыми мазками, на первый взгляд из-за своей экспрессии кажущихся хаотичными.
Нет чувства конца, есть ощущение бесконечности.
Александр Блок – символист, петербуржец.
М.Ц. не считала себя принадлежащей ни к одному течению или направлению, москвичка.
Ему М.Ц. посвятила 21 стихотворение, при том, что не была знакома с ним лично и не имела долгого общения.
Из воспоминаний Ариадны Эфрон, дочери М.Ц.: «Выходим из дому еще светлым вечером. Марина объясняет мне, что Александр Блок — такой же великий поэт, как Пушкин. И волнующее предчувствие чего-то прекрасного охватывает меня при каждом ее слове».
Цикл Стихи к Блоку — 1.
Цикл создавался в 1916, а затем с 1920 по 1921 год, причем не планировался как отдельная книга (стал таковой после смерти Блока).
Блок умер 7 августа 1921 г.