Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.
Первая строфа – обращение к предыстории творения, к древности. Сравнение первоэлементов – земли и воды: «бренная пена морская» противопоставляется камню и глине, олицетворяющим землю.
Глина – мягкий, податливый материал, принимающий любую удобную творцу форму; но застывая и проходя обжиг, глина утрачивает гибкость, становясь хрупкой – ее легко разбить, сломать, и неизменной.
Камень, в отличие от глины, более долговечен, и лепка из камня – это отсечение творцом всего «лишнего» ради высвобождения истинной формы, скрытого в камне образа (Микеланджело Буанаротти). Изначально бездушный, камень (как и глина) после вложенного в него труда художника, творца обретает красоту, но статичную (статуя) и смысл (тогда как вода осмысленная сама по себе, изначально – основа жизни и нужна в т.ч. при работе с глиной и камнем, вдыхании в них жизни). В стихотворении далее дана прямая аналогия – «могильная плита», надгробный камень (ср. сборник О.Э. Мандельштама «Камень», 1916); камень как могила жизни и красоты.
Лирическое Я связывает свое рождение со стихией воды, самой подвижной и наполняющей мир, необходимой для выживания всего живого (несущей жизнь), изменчивой в своих формах и меняющей все вокруг. Божественная природа воды (из нее – самосоздалась богиня, из камня и глины – богом создан человек).
Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю! – множественное противопоставление: при помощи союза «а» и тире; местоимений – вопросительных «кто, кто» (замена неопределенному «кто-то») и личного «я»; повтора синтаксической конструкции с не названным агенсом/творцом «кто создан из +Р.п. материала» и двусоставной конструкции, с названным и действующим субъектом/агенсом; безэмоционально-бездеятельностного (позволяющего создавать) и действующего начал; почти вопросительной и утверждающей (восклицательной) конструкции…
Статика и вечная неизменность камня, податливость и хрупкость глины противопоставляются в образном восприятии читателя (как контексте) динамике лирического Я.
Ср. «Моим стихам, написанным так рано…» 1913, Коктебель (Сорвавшимся, как брызги из фонтана,/ Как искры из ракет,)
Мне дело – измена, мне имя – Марина, – измена кому или чему? Измена вечности (не-камень), измена податливости (не-глина), измена хрупкости (не-глина)? Или измена как изменение, преобразование мира вокруг?
Лирическое Я обретает имя собственное – как знак судьбы (имя как судьба).
Я – бренная пена морская. – Я обретает характер еще до получения/конкретизации черт лица (эмоциональный план оказывается важнее, текст – поток постепенно визуализируемых эмоций, во внутренней логике лирического Я).
Основа Я – серебрюсь, сверкаю, изменяю(сь) и – вдруг – бренность. Т.о. бренная – оказывается с тем же знаком +, что и предыдущие характеристики лирического Я. Или предназначено для того, чтобы помочь читателю снять все привычные знаки, отказаться от клише и стереотипов?
Антонимия бренной пыли (праха, устойчивый образ, принятый в литературе, религии и философии) и бренной пены (авторский окказиональный образ). Бренная пена – не смертная, меняющаяся (бренность как переход из одного состояния в другое)
Звукопись (бр-п-рс) – набегающие, умирающие и снова надвигающиеся волны.
Кто создан из камня:
С богиней Афродитой связана легенда о скульпторе Пигмалионе, создавшем скульптуру прекрасной деву из кости и обратившемся к Афродите с просьбой подарить ему столь же прекрасную жену (просить оживить свое творение он не решился). Позже Жан-Жак Руссо в своём сочинении «Пигмалион», написанном в 1762 году, назвал её Галатеей (в первоисточниках она остается безымянной). Интересно, что в христиантстве Бог создает женщину также из кости – ребра Адама.
Самый известный камень – философский камень (лат. lapis philosophorum), он же магистерий, ребис, эликсир философов, жизненный эликсир, красная тинктура, великий эликсир, пятый элемент — в легендах средневековых алхимиков некий реактив, необходимый для успешного осуществления превращения (трансмутации) металлов в золото, а также для создания эликсира жизни. В алхимических трактатах символом философского камня часто выступает змей Уроборос, пожирающий свой хвост.
Другим символом эликсира является ребис — гермафродит, появляющийся в результате соединения «короля» (философской серы) и «королевы» (философской ртути) в алхимический брак.
Кто создан из глины – первый человек:
- По шумерской мифологии первый человек появился из смеси глины и крови бога Кингу (убитого богом Эа).
- В Библии – Согласно первому повествованию, прародители человечества — мужчина и женщина — созданы «по образу Божьему» в конце шестого дня творения, и им дано было право господствовать над всей землёй и живыми существами. А согласно второму параллельному рассказу, Бог вылепил человека (адам) из «праха земного» (адама), вдохнул «дыхание жизни» в его ноздри и поместил в Сад Эдемский.
- В Коране говорится, что Аллах сотворил Адама из сухой глины, полученной из видоизмененной грязи.
- В Западной Африке: На небесах Олорун, Верховное Существо, начал творить первых людей. Ориша Нла вылепил их формы из земли, но вдохнуть в них жизнь мог только Олорун.
По легенде из морской пены была рождена древнегреческая богиня красоты и любви, вечной весны, жизни и плодородия Афродита (производное от ἀφρός — «пена»), качествами которой были любвеобильность, измена (изменчивость), своеволие. Она – богиня браков и деторождения, а также “детопитательница».
Статуя Афродиты в Национальном археологическом музее в Афинах
Марина – производное от древнеримского мужского имени Марин, произошедшего от латинского слова «marīnus», что переводе на русский значит «морской».
Уничтожает пламень
Сухую жизнь мою,
И ныне я не камень,
А дерево пою.
О.Э. Мандельштам, 1914
Кто создан из глины, кто создан из плоти –
Тем гроб и нагробные плиты…
– В купели морской крещена – и в полете
Своем – непрестанно разбита!
Крещение морем – ср. Афродита, рожденная из пены, пеннорожденная
Крещение Христа происходило в местечке Вади эль-Харар (на территории современной Иордании) в нескольких километрах от того места, где река Иордан впадает в Мертвое море. В день Крещения происходит ежегодно чудо: обычно пресная вода Иордана становится соленой (и река обращается вспять).
Купель – это не только большой чашеобразный сосуд, который служит для проведения таинства крещения в Христианской церкви. Это и источник и вместилище чего-либо; место, ставшее воплощением чего-либо (познания купель, купель страдания). Возникло от «купаться» и/или «чаша» (также – место для купания).
Крещение — это специальный ритуал, совершающийся в жизни верующего христианина всего один только раз. Исключением может быть только переход из одной конфессии в другую.
Возможная трактовка: в купели морской крещена и в полете своем непрестанно разбита – движение воды в круговороте воды в природе (второй циклы, замыкающийся так же, как цикл камней до него). Тогда полет воды – дождь, разбивающийся о землю, возвращаясь к ней.
Первая строка – практически полный (с заменой 1 слова) повтор 1ой строки всего стихотворения; продолжение логической цепочки, построение пирамиды недолговечности, градация – от камня, через глину к плоти. Плоть – как синоним страждущей и страдающей оболочки духа; синоним смертности (тема камня – в надгробных плитах). Кольцо образов от камня как материала в 1 строке 1 строфы к камню как продукту в 1 строке 2 строфы замыкается.
Во 2 строфе становится еще более четко видно, что бренная вне контекста и в контексте стихотворения – 2 разные бренности: бренность праха (тленность человека из глины и даже камня) и бренность птицы Феникс (возрождающейся из пепла, праха, тлена на новом витке развития, как и морская пена – в полете, на вершине каждой новой волны)
Бренность «кто» – окончательная, гробовая, земная; бренность Я – непрестанная, возрождающаяся, небесно-морская (мотив полета, обрыва на высочайшей точке, в зените и – возвращения в лоно моря).
Тема крещения (в купели морской) – возможно, 1) отсылка к чуду в день Крещения Христа, когда пресная вода в реке Иордан стала соленой (предсказание своего страшного пути и великого бессмертия лирическим Я); 2) или отсылка к Коктебелю, общению с М. Волошиным и его кругом (там же обрела будущего супруга, С. Эфрона). Тогда, крещение как не только принимаемое на себя постороннее действие (Я как объект), но и действие самого лирического Я, осознанное и добровольное (крещена – краткая форма страдательного причастия).
Соленая вода моря в купели – одновременно как предвестник будущих страданий (соль, слезы), и будущего порыва к бесконечной свободе (моря). Крещение – как начало крестного пути, страданий.
Тема полёта (приводящего к непрестанно разбита) – ср. в «Никто ничего не отнял…» 1916 г. «На страшный полет крещу Вас…». Полет лирических героев М.Ц. страшен из-за внешнего воздействия, а не внутреннего порыва к свободе; из-за наказания за стремление к безграничности.
Непрестанно – семантика бесконечности и вневременности, разбита – семантика окончательности, искусственно прерванного движения, завершенности (так плаха, падая, обрубает головы, превысившие установленные им предел).
Противодействие прибоя и прибрежных скал, камней; испарение влаги – падение как дождя на те же камни – непрестанно разбита в полете.
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня – видишь кудри беспутные эти?-
Земною не сделаешь солью.
Тема противостояния продолжается и раскрывается (называется прямо «своеволием») в 3 строфе.
Повтор синтаксической конструкции «сквозь каждое…» помогает распознать читателю отношение лирического Я к сердцу как сетям (контекстуальные синонимы), сковывающим свободу полёта, волю лирического Я. Сердце-сети духовные (любовь, привязанность, родство телесное) и телесные (смертность, остановка сердца.)
Свое-волие – своя, а не чужая воля, вершащаяся над лирическим Я
Бес-путные – движущиеся не по проторенному проложенному (положенному) кем-то пути, ищущие свой путь; грешные своеволием, непокоренностью.
Меня… земною не сделаешь солью – земная (каменная, камень) соль противопоставлена соли морской, как мертвое и живое (ср. камень, глина, плоть 1-2 строфы).
Облик же Афродиты, дошедший в творениях с античности до наших дней, – связан с волнами волос («кудри беспутные»)
Колена – звено, отрезок в составе чего-либо, являющегося соединением таких звеньев, отрезков (чаще о том, что идёт или может идти ломаной линией); изгиб криволинейного объекта; место сгиба или сочленения; коле́на, перен., муз. отдельная часть, законченный мотив в пении, музыкальном произведении.
Устар. и спец. звено в родословной, поколение Представление о том, что Антихрист должен произойти из колена Данова, основано не на прямом указании Писания.
Дробясь о гранитные ваши колена, – не коленИ, а коленА:
– тема поколений и преемственности – как тема смерти, гранитные колена – новые поколения как памятники, надгробия над могилами минувших, предков;
– тема изгибов судьбы, монолитно-застывших в граните предписаний и запретов;
– тема поклонения неверным богам.
Я с каждой волной – воскресаю! – волны как иная, живая череда поколений-изгибов судьбы (воскресение и обновление самого лирического Я в них); как подвижность береговой линии без гранитной оторочки; как праздник воскресения (ср. соленую воду купели при крещении Христа и лирического Я).
В 4 строфе проявляется уже в 1 строфе приходящее ко внимательному читателю понимание невозможности лирического Я без кто/ваши: пена и волны нуждаются в противодействии песка и камней; вода обретает осмысленное бытие лишь в единоборстве с землей; поэт – с толпой, черпая из нее свою со-бытийность (см. Дробясь о гранитные ваши колена).
Последние 2 строки – гимн морской пене – бренной, веселой, высокой. Гимн штормам (высокая пена, полёт воды), постоянству изменений, постоянству непостоянства, цикличности жизни. Гимн противостоянию, бунтарству, непокоренности, незагнанности в рамки чашечек и колен.
Завершение тематической композиции – из античности 1 строфы – к современности и будущему – в последней строфы.
Размер – амфибрахий. Рифмовка – перекрестная, женские рифмы. Важнейшее средство художественной изобразительности в произведении – аллитерация, звукопись («Серебрюсь и сверкаю» (аллитерации «с», «р»), «Мне дело — измена, мне имя — Марина» (аллитерация «м»), «Я с каждой волной — воскресаю! Да здравствует пена — веселая пена — Высокая пена морская» (аллитерация «в»)). Повторы: три раза использовано существительное «волна» в последних строках стихотворения.
Стихотворение бессюжетно.
Основа текста, его движущий элемент – идея самовыражения, воплощения жизненной энергии в противостоянии лирического Я всему миру (вызов воды – земле и камням) (предполагающий по всем канонам логики победу воды – «Капля камень точит»). Изобразительно-выразительным средством для нее становится метафора, помогающая читателю увидеть два образных плана: борьбу стихий в окружающем мире и во внутреннем мире лирического Я.
Антитеза: земная соль, надгробные плиты, гранитные колена — статика образов, связанных с землей и камнем, противопоставленная в контексте динамике моря, включающего их в себя и тем самым одухотворяющего, оживляющего (морская соль, растворенная в воде, пока не выпаренная и не спрессованная вековым гнетом; морские камешки, перебираемые волной и отражающие солнечный свет, блики).
Стихотворение было написано 23 мая 1920 года спустя несколько недель после похорон трехлетней дочери Ирины.
“Кто создан из камня, кто создан из глины…” входит в цикл «Н. Н. В.», обращенный к художнику Николаю Николаевичу Вышеславцеву. С ним Цветаева познакомилась в марте 1920 года. Вышеславцев написал портрет Марины Ивановны и оформил ее сборник «Версты», выпущенный в 1922 году.
Перекликается с ранним стихотворением Цветаевой «Душа и имя», вошедшим во второй сборник поэтессы «Волшебный фонарь» (1912).
Пока огнями смеется бал,
Душа не уснет в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!
Поет огнями манящий зал,
Поет и зовет, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!
1911-1912
В произведении «Мой Пушкин» М.И. Цветаева писала:
«Моря я с той первой встречи никогда не полюбила, я постепенно, как все, научилась им пользоваться и играть в него: собирать камешки и в нем плескаться – точь-в-точь как юноша, мечтающий о большой любви, постепенно научается пользоваться случаем.
Теперь, тридцать с лишним лет спустя, вижу: мое _К морю_ было – пушкинская грудь, что ехала я в пушкинскую грудь, с Наполеоном, с Байроном, с шумом, и плеском, и говором волн его души, и естественно, что я в Средиземном море со скалой Лягушкой, а потом и в Черном, а потом в Атлантическом, этой груди – не узнала.
В пушкинскую грудь – в ту синюю открытку, всю синеву мира и моря вобравшую. (А вернее всего – в ту раковину, шумевшую моим собственным слухом.)
_К морю_ было: море+любовь к нему Пушкина, море+поэт, нет! – поэт+море, две стихии, о которых так незабвенно – Борис Пастернак:
Стихия свободной стихии
С свободной стихией стиха, –
– опустив или подразумев третью и единственную: лирическую.
Но _К морю_ было еще и любовь _моря_ к Пушкину: море – друг, море – зовущее и ждущее, море, которое боится, что Пушкин – забудет и которому, как живому, Пушкин обещает, и вновь обещает. Море – взаимное, тот единственный случай взаимности – до краев и через морской край наполненной, а не пустой, как счастливая любовь.
Такое море – мое море – море моего и пушкинского _К морю_ могло быть только на листке бумаги – и внутри.
И еще одно: пушкинское море было – море прощания. Так – с морями и людьми – не встречаются. Так – прощаются. Как же я могла, с морем впервые здороваясь, ощутить от него то, что ощущал Пушкин – навсегда с ним прощаясь. Ибо стоял над ним Пушкин тогда в последний раз…
Оттого ли, что я маленьким ребенком столько раз своею рукой писала: «Прощай, свободная стихия!» – или без всякого оттого – я все вещи своей жизни полюбила и пролюбила прощанием, а не встречей, разрывом, а не слиянием, не на жизнь – а на смерть.
И, в совсем уже ином смысле, моя встреча с морем именно оказалась прощанием с ним, двойным прощанием – с морем свободной стихии, которого передо мной не было и которое я, только повернувшись к настоящему морю спиной, восстановила – белым по серому – шифером по шиферу – и прощанием с тем настоящим морем, которое передо мной было и которое я, из-за того первого, уже не могла полюбить.
И – больше скажу: безграмотность моего младенческого отождествления стихии со стихами оказалась – прозрением: “свободная стихия” оказалась стихами, а не морем, стихами, то есть единственной стихией, с которой не прощаются – никогда.» (1937 г.)
Прощай, свободная стихия!
А.С. Пушкин (К морю, 1824 г., перед ссылкой в Михайловское)
Два бога прощались до завтра,
Два моря менялись в лице:
Стихия свободной стихии
С свободной стихией стиха.
Б. Пастернак, 1918 (Над шабашем скал, к которым…)