28.03.2024

“Октябрь – месяц грусти и простуд…”

3

Октябрь — месяц грусти и простуд,
а воробьи — пролетарьят пернатых —
захватывают в брошенных пенатах
скворечники, как Смольный институт.
И вороньё, конечно, тут как тут.

Октябрь — месяц грусти и простуд – простуды в сознании читателя связываются со сквозняками, пронизывающим ветром, насморком, сотрясающим даже мозг; но не достаточным, чтобы остаться дома и переждать непогоду в уюте и тепле (с простудой нельзя получить больничный у врача). Промозглые улицы у человека в болезненном состоянии, с легким ознобом вызывают глубочайшую грусть (тоску по лету, по теплым странам, по домашнему семейному уюту). Так в текст вступают темы: дома (уютного гнезда) и миграции (перелетных птиц, живущих меж двух домов, в полете из тепла в тепло, из ярких красок в яркое солнце).

 

воробьи — пролетарьят пернатых – Их много (видимое множество, неисчислимая подвижность, бросающаяся на глаза); и их все подкармливают (как самых слабых и маленьких – та же неизмеряемая и видимая, навязчивая слабость и миниатюрность). Все вместе вызывает чувство жалости, желания обогреть и накормить. При непонимании масштаба и силы явления в реальности (при взгляде на что-то, нуждающееся в помощи и защите, у русского человека отключается временнАя логика и анализ и включается нелогичность моментального ощущения, которой он следует).

Получается, что воробьи – многочисленные, вездесущие – собирают дань с прохожих, питаются крошками пищи других птиц, повсеместно шныряют – как рабоче-крестьянский (не рабочий и не крестьянский по отдельности, не привязанный делом к месту и роду) люд (после сбора урожая, с октября, перебиравшийся из деревень в города на зиму и живший подработкой там и тут, крошками, до нового сезона).

Перемещение, переселение с места на место – стало возможно после 1861 г., отмены крепостного права и «привязки» крестьян к земле и собственнику.

При слово «пролетарьят» в контекст включается еще один образ октября – в ознобе и горячке революции; с рабочими на демонстрациях, замотанными шарфами тонкими шеями и выкриками демонстрантов, как перекличкой воробьев.

В связи с ним появляется и образ эмигрантов, бегущих от войны, голода, террора – в теплые страны (Константинополь, Париж, Берлин, Прага…). Как перелетных птиц, пытающихся хоть в ином краю, но сохранить тепло жизни, тепло семейного очага от сквозняков разбитых окон, выбитых дверей и украденного революцией покоя и мира.

Воробьи – «низшая каста» в биологическом «семействе воробьиных».

По верованиям древних римлян, пенаты — боги-хранители домашнего очага, семейного благополучия. Позднее это слово стало нарицательным для обозначения родного дома

«Пенаты» – для представителей русской интеллигенции как имя собственное, – это усадьба, место проживания в течение последних 30ти лет художника И. Репина, где бывали лучшие представители российской интеллигенции начала XX века. После революции и по декрету о независимости Финляндии, подписанному В. И. Лениным в 1918 году, Куоккала, как часть финской территории, отделилась от Советской Рос­сии «Пенаты» оказались вне СССР, в Финляндии. Семья Репина – т.о. оказалась за границей, в эмиграции и не хотела возвращаться в Советскую Россию (несмотря на попытки властей СССР по возвращению туда И. Репина). До 1939 года его дочь Вера Ильинична жила в «Пенатах». В начале советско-финской войны 1939 года она бежала в Хельсинки, взяв с собой часть картин и рисунков отца. Вместе с нею уехал и ее брат Юрий Репин. Вероятно, это помогло им спастись от сталинских репрессий и концлагерей (для дворян, интеллигенции, не-граждан СССР …) С 1940 г. в «Пенатах» открыли музей.

Ср. «Дни Турбиных», «Белая гвардия» и «Бег» М. Булгакова – «Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут» (зима и вой вьюги как признаки новой ситуации в Советской России, то же в поэме «Двенадцать» А. Блока).

Смольный институт благородных девиц 

В октябре 1917 года институт во главе с княгиней В. В. Голицыной переехал в Новочеркасск.

Последний российский выпуск состоялся в феврале 1919 года в Новочеркасске. Уже летом 1919 года институт покинул Россию и продолжил работу в Сербии.

Снова тема насильственной миграции, под давлением исторических процессов: эмиграции в теплые (физически и духовно, позитивно настроенные к эмигрантам) страны дворян и белогвардейцев, помещиков, интеллигенции в 1918-1924 гг.; и заселения в их пенаты и институты рабочих и крестьян («воробьев пролетариата», не ценящих и не знающих корней и устоев своих новых домов).

Кто был ничем, то станет всем. – Заключительные слова первой строфы стихотворения «Интернационал» (1871) Эжена Потье (1816—1887) в переводе на русский язык (1902) Аркадия Яковлевича Коца (1872— 1943).
Это парафраз известных библейских строк, слов Иисуса Христа: «Первые станут последними, а последние станут первыми» (Евангелие от Матфея, гл. 19; Евангелие от Луки, гл. 13 и Евангелие от Марка, гл. 10).

Здесь «пенаты» с маленькой буквы – как обобщение всех покинутых дворянских гнезд, разрушаемых людьми и временем. Но есть тут и намек на отбытие молодежи в города из деревни; и на отъезд горожан по зимним квартирам с дач – общий отток из индивидуальных и неповторимых пенатов в серые однотипные коробки домов («хрущевок»); смены поколений, традиций и эпох.

«Скворечниками» в обиходе называли маленькие комнаты в коммунальных квартирах. Когда на место дворянских семей и интеллигенции (отбывших в места куда более отдаленные после революции – см. «Зойкина квартира» М. Булгакова) заселяли семьи рабочих и крестьян, «уплотняли» (см. «Собачье сердце» М. Булгакова).

Обесценивание пенатов, корней, индивидуальных судеб, понятия собственности как ответственности (наёмный характер комнаты и квартир в СССР (собственники не жильцы, а государство, полностью распоряжающееся человеком)); в связи с темой миграции и эмиграции в подтексте все шире входящей в стихотворение.

Не случайно далее однотипные прямоугольники скворечников сравниваются со Смольным институтом благородных девиц.

– Как перешедшее из частной собственности в общественную и ныне распределяемое свыше, государством, внаймы, на время. Эпоха «временщиков» – Как множество однотипных построек сравнивается с неповторимой архитектурой первого в Европе государственного высшего учебного заведения для обучения девушек – Императорского воспитательного общества благородных девиц.

И судьба самого здания Смольного института  – стать тем самым «Смольным», местом обитания новой советской элиты, начиная с В.И. Ленина, а затем властей Ленинграда (в эпоху Бродского). Захваченный воробьиным «пролетарьятом», он перешел в руки чиновников более высокого ранга (но тоже рабоче-крестьянского происхождения, из того же семейства «воробьиных» по принципу «Кто был ничем, тот станет всем»).

В подтексте – смена цветовой гаммы, звукового фона, стиля быта и бытия (ускорение, поспешность вместо степенной размеренности, полной благочестия и стати). Куда более длительная, чем одна осень или зима.

Интересно в этой связи вспомнить, что после периода Хрущевской относительной «оттепели» (1954-1964гг.) наступает период Брежневских «заморозков», стагнации (до 1990х).

В поэтике Бродского – птичья местечковая «серая элита» – не довольствующиеся крошками, довольно агрессивная, слетающаяся «на готовое» (высматривающая падаль, чужую добычу и налетающая на нее); общество в обществе (Ворон ворону глаз не выклюет).

В поэтике Бродского – серо-черная масса (цвет официоза), сродни чиновничьей касте в СССР (наблюдатели, ожидающие податей и подчинения от народа; местные царьки, управляющие путем распространения страха и дурных вестей обо всем, что им не подвластно, бюрократия, сменившая аристократию).

С т.з. биологии, вОроны и ворОны относятся к «семейству воробьиных», так что их появление здесь вполне закономерно (высшая каста среди сородичей: воробьёв, грачей, галок, соек, сорок…)

Вороньё – вороны, вороны; семантика образа в русской национальной картине мира – падаль, смерть, тление, дурные вести. И те и др. сопровождают магов, колдунов, ведьм (на Руси – Бабу Ягу).

ВОроны – предвестники смерти, питающиеся падалью (вьются на местами сражений, над павшими, ожидая их смерти и свою добычу) («»)

ВорОны – дурные вестницы, сплетницы

Хотя вообще для птичьего ума
понятья нет страшнее, чем зима,
куда сильней страшится перелёта
наш длинноносый северный Икар.
И потому пронзительное «карр!»
звучит для нас как песня патриота.

Птичий ум в русской национальной картине мира – недалекий, недальновидный, ограниченный видимой перспективой умок (поговорки, пословицы)

Ворона также недальновидна, не способна сохранить полученное – «попался, как ворона в суп», «бывали у вороны большие хоромы…»; и не способная к изменениям с учетом смены обстановки – «ворона и за море летала, да вороной вернулась».

Интересно, что недалекий и не способный к образованию, развитию «птичий ум» оперирует «понятиями», то есть замершими, неизменными стереотипами, передающимися из поколения в поколение и признанными «верхами» (включенными в «понятийный аппарат», бюрократией) (обобщенность и разговорный стиль в тексте подчеркивается наречной частицей «вообще»)

Страшное понятие «зима» связано с рисуемыми умишками воробьев образами холода, снега (голода, смерти). Оно – антоним весны («оттепели», освобождения) и лета (цветения, тепла, изобилия пищи).

И все же голод и смерть не так страшны для городских птичек (подкармливающихся на помойках, подачками людей вольными и случайными, получивших в наемное временное пользование скворечники), как перелёт – свободное перемещение в пространстве (временное или навсегда, миграция и эмиграция), пересечение границ.

Также может прочитываться как панический страх любого пере- (преодоление каких-то границ, жизнь вне рамок), владеющий умами чиновников внутри системы эпохи стагнации (Брежнева) и переданный ими умам простых граждан.

 

Бродский рисует мир, подобный тюрьме с комнатками-скворечниками или острову, с кажущейся добровольностью нахождения в нем заключенных, с жестокосердным царем (Минос). Под страхом жестокого наказания изгнанием из привычного коллектива, для русского национального характера («соборующегося» по В. Соловьеву, «на миру и смерть красна») непереносимого.

Икар – тема перелета от несвободы, из заключения к  свободе (мифология; спасение с острова Крит – замкнутого пространства, от раздраженного царя Миноса).

В СССР «перелёт» на время был возможен только по поручению «свыше»: поездка за границу – только после полной и детальнейшей проверки граждан на добропорядочность и верность советскому госстрою, с выдачей минимума валюты (только на время поездки, по завершении обязаны сдать все остатки средств), под наблюдением и отчетами «сопровождающих» от КГБ партийных работников. «Перелёт» навсегда – высылка неугодных властям, диссидентов с отказом в праве на возвращения, гражданство и собственность, в 24 ч. или 72 ч. с небольшим багажом (в 1972 г. так будет выслан и сам И. Бродский, ср. высылку А. Солженицына и др. ) 

Как высылали из СССР диссидентов и писателей

Каркать, накаркать – предвещать недоброе, беду (пронзительное – пронзить, ранить, убить стрелой)

Зимой остаются голоса воронов и ворон, серости, однообразия – см. выше чиновников; одноголосие вместо многоголосия; «карр» – как приказ без права осмысления, схожий в конце с рычанием цепного сторожевого пса (рр). Зима – время диктата воронья над воробьями, рамочного (островного) быта и бытия со страхом наказания за попытку преодоления этих рамок.

Абсолютизм и монополия на власть, на мнение и принятие решений за всех – у государства.

Отрывок

1967 г.

Стиль – напоминает жанр басни (Эзоп в пересказе Крылова, например) (побасенка, иронично о трагичном/болезнях общества со скрытой моралью)

Как в жанре басни под личинами животных и птиц (ворон и воробьев) скрываются люди.

См. «кочевой образ жизни» Бродского в его биографии.

Во время поездки в Самарканд в конце дек. 1960 года Бродский и его друг, бывший лётчик Олег Шахматов, рассматривали план захвата самолёта, чтобы улететь за границу, в Иран. Но на это они не решились.

1966-1967 – в советской печати появилось 4 стихотворения поэта (не считая публикаций в детских журналах), после этого наступил период публичной немоты. С точки зрения читателя единственной областью поэтической деятельности, доступной Бродскому, остались переводы.

«Такого поэта в СССР не существует» — заявило в 1968 году советское посольство в Лондоне в ответ на посланное Бродскому приглашение принять участие в международном поэтическом фестивале Poetry International.

50 лет октябрьской (контр)революции (революция – Февральская революция; действие, отменяющее ее результаты – контр-революция)