26.04.2024

“Идите же! – Мой голос нем…”

67984199

Идите же! – Мой голос нем

И тщетны все слова.

Я знаю, что ни перед кем

Не буду я права.

Идите же! – Мой голос нем

И тщетны все слова. – в первой же строке обозначены лирические герои: уходящее лирическое ВЫ (дистанцированность передана формой 2 л. мн.ч.) и отпускающее лирическое Я. Тема отпускания, крещения на дорогу, в целом, характерна для творчества Цветаевой как раннего, так и последующих периодов («На страшный полет крещу Вас…» в «Никто ничего не отнял…», «Мой неистовый Вольноотпущенник» в «Ты запрокидываешь голову…» 1916 г.). Возможно, для нее, чье детство прошло под знаком болезни и смерти матери, отпустить значило не потерять, не утратить, не увидеть конца, сохранить в себе живым навсегда (ср. «Седойне увидишь, Большим — не увижу…» 28 июня 1921 г.)

М.Ц. свойственно именно «отпускать вслед» – уже ушедшего лирического ТЫ/ВЫ (притягивая стихом назад, чтобы САМОЙ оттолкнуть прочь) – мифотворчество.

Интересно с т.з. миро- и мифотворчества М.Ц. ее стремление отразить момент прощания как миг немоты лирического Я («мой голос нем» – весь диалог остается не произнесенным «вовне», происходящим в душе героини, а значит не услышанным лирическим ВЫ). Следовательно, и отторжение лирического ВЫ лирическим Я, его изгнание ставится по сомнение – прогнала или ушел сам? В контексте ответом оказывается явно «ушел»: «идите же» говорят вслед уже уходящему (в отличие от «уйдите же»); «тщетны все слова» – бесполезны, напрасны, так как не будут услышаны, сказаны в спину удаляющемуся.

Я знаю, что ни перед кем

Не буду я права. – противопоставление «всех» (они же ни перед кем, почти «никто» включающие лирическое ВЫ) и лирического Я. Молчание, немота – как возможность сохранить свое, отличное от других мнение, способ самозащиты. Не права в чем? – что отпустила лирическое ВЫ, не удержав?

  Ср. «Мой голос впервые тих» (Никто ничего не отнял, 1916 г.) – наиболее близкое к данному по темам и проблематике стихотворение

Я знаю: в этой битве пасть

Не мне, прелестный трус!

Но, милый юноша, за власть

Я в мире не борюсь.

Я знаю: в этой битве пасть

Не мне, прелестный трус! – «в этой битве» как намек на то, что есть битва (полов? Сил?) и были/ будут другие битвы, в которых предстоит погибнуть лирическому Я («пасть» как женщине, проявить слабость, сдаться, поддаться мужскому началу; утратить неприкосновенность, особость, чистоту); но на сей раз она НЕ пала, а он оказался «прелестным» (устар. значения – обольстительный, прельщающий) «трусом» (испугался, покинул поле боя, бежал, не решившись настоять на своем).

Но, милый юноша, за власть

Я в мире не борюсь. – «но» в данном контексте может означать лишь одно: лирическое Я не собирается торжествовать, празднуя победу над беглецом. Потому что победа ей также не нужна не нужна, как и власть. Далее возможны трактовки: она не борется за власть, ибо уже властвует (власть неотъемлемо принадлежит ей) или ей не нужна власть «в мире», мирская, человеческая (нужна иная, небесная – см. в последней строфе стихотворения доказательство этого тезиса); и противовес/антитеза – я не борюсь – кто-то (он, другие) борется.

Милый юноша – передает возраст (младше или ровесник лирического Я, но рассматриваемый ей как «ребенок», почти по-матерински/покровительственное) и пол лирического Ты/Вы.

И не оспаривает Вас

Высокородный стих.

Вы можете – из-за других –

Моих не видеть глаз,

И не оспаривает Вас

Высокородный стих. – здесь битва предыдущей строфы расшифровывается как битва двух поэтов (власть – как поэтическая, не мирская), причем лирическое Я декларирует нечто, допускающее двойственное прочтение:

– не оспаривает, потому что не спорит, не стремится к соревновательности, состязанию (она не борется за власть в этом мире, ее время еще не наступило – ее стих оценят потомки)

– не оспаривает, поскольку ее стих высокородный (рожденный в иных сферах, чем его; питающийся иными материами), не похожий ни на кого (третье более близко к самооценке лирического Я в поэзии и дневниковой прозе М.Ц. как не принадлежащей ни к одному из течений и направлений в литературе, стоящей вне «родов» и «родословных»).

Вы можете – из-за других –

Моих не видеть глаз, – появление и одновременное подавление (разрешение на неприятное лирическому Я действие лирического ВЫ) темы ревности. Значит, есть другие глаза, к которым лирическое ТЫ/ВЫ ближе или повернут лицом (из-за них не видит более отдаленные или находящиеся за спиной глаза лирического Я). Учитывая, что до этого была тема поэзии, литературного дара обоих героев как основа их противостояния, – можно предположить, что другие глаза – не обязательно женские. Это могут быть глаза взирающей на лирическое ТЫ/ВЫ толпы поклонников его творчества (того самого «мира», перед которым лирическое Я никогда не будет право и за власть над которым она не борется). Именно к ним лирическое Я отпускает лирическое ТЫ/ВЫ, дистанцируясь и от тех и от других (от него и от мира).

Интересно, что здесь меняется рифмовка – с перекрестной в др. строфах на охватную (опоясывающую). Происходит как бы зацикливание формы (кольцо в центре, скрепляющее остальные 4 строфы, по 2 с каждой стороны, удерживающее их в системе стихотворения). Именно в этой строфе образы обретают новые оттенки смыслов, переводя произведение их плана межличностных, любовных отношений в план отношения индивидуума и толпы, непохожего и такого как все.

Ср. «Что Вам, молодой Державин,/ Мой невоспитанный стих» («Никто ничего не отнял…», 1916) и «… ворвавшимся, как маленькие черти,…» («Моим стихам, написанным так рано…», май 1913 г.)

Не слепнуть на моем огне,

Моих не чуять сил…

Какого демона во мне

Ты в вечность упустил!

Не слепнуть на моем огне,

Моих не чуять сил… – продолжение темы конца предыдущей строфы (другие, на чьем огне слепнет, чьи силы ощущает – в подтексте, я/ мои – в тексте). Многократный (в каждой строке) повтор словоформы «мой» (моих, моем, моих), с одной стороны, подчеркивает наличие других, антагонистов, с другой усиливает разрыв между ними (и обращенным к ним лирическим Ты/ВЫ) и лирическим Я (игра лирического Я с лирическим ТЫ/Вы как с мячом – притягивая, отталкивать с силой в ждущую толпу).

Интересно, что их огонь воспринимается как слепящий, ослепляющий лирическое ТЫ/ВЫ (отнимающий у него зрение). Тема не-зрячести лирического ТЫ/ВЫ по вине антагонистов лирического Я есть в предыдущей строфе (из-за других моих не видеть глаз).

Какого демона во мне

Ты в вечность упустил! – в наполненном глаголами действия и состояния стихотворении есть только 1 глагол в форме совершенного вида прошедшего времени (необращаемое, свершившееся раз и навсегда действие). В эмоциональном порыве/ срыве (!) лирическое Я выдает истину положений и ситуации: уход лирического ВЫ/ТЫ уже состоялся к началу повествования, что является причиной ее немоты и переноса диалога во внутренний мир (не с кем говорить), обращения на ВЫ (дистанцирование в настоящем как грань близости с прошлом – ТЫ).

И в то же время это ТЫ поднимает лирическое ВЫ на одну ступень с богом, которому поклоняется толпа. Ведь только бог способен «упустить» (отпустить, не понимая их силы и власти) демонов в вечность. Он – их создатель, их низвержение – его ошибка (лирическое ТЫ/ВЫ отпустила в вечность своего гения, музу, ангела-хранителя).

В 4 строфе рифмовка восстанавливается (перекрестная), зато происходит сбой в именовании лирического героя: из лирического ВЫ на миг в одной-единственной строке, в сильной позиции начала строки, прорывается ТЫ. Поскольку действие стихотворения происходит в настоящем времени с отсылкой к будущему, мы можем предположить, что единственная форма прошлого времени (как раз связанная с ТЫ) – это намек на близость лирических героев в прошлом (когда они были на ТЫ, когда она не увеличивала между нами вербальную, а он – физическую, территориальную дистанцию).

Ср.: «Ты солнце стерпел не щурясь,/ Юный ли взгляд мой тяжел?» («Никто ничего не отнял…», 1916)

Упущенный в вечность демон – см. богоборчество и низвержение ангелов в античной мифологии, религии и в поэзии Лермонтова.

Де́мон (ст.‑слав. де́монъ от др.-греч. δαίμων [даймон] «дух», «божество») — собирательное название сверхъестественных существ или духов, занимающих низшее по сравнению с богами положение, которые могут играть как положительную, так и отрицательную роль.

У древних греков существовало философское понятие Даймоний. Сократ и его последователи — Платон, стоики и другие, отождествляли с даймонием «внутренний голос» человека, совесть. В римской мифологии им соответствует гений, в христианстве — ангел-хранитель.

У славян в христианстве демон — синоним слова бес, которым с XI века на Руси христиане собирательно называли всех языческих богов. Также при переводе Библии с греческого языка на церковнославянский и русский языки греческое слово демон переводилось словом бес, а в английской и немецкой Библии переводилось словом дьявол — англ. devil, нем. teufel.

В диалоге «Послезаконие» (984d-985) Платон называет даймонов разновидностью воздушных существ, имеющих в иерархии духов третий и четвёртый ранги и занимающих своё место после звёзд и богов. Даймоны, будучи чем-то средним между богами и людьми, исполняют функции посредников (между богами и людьми) и потому их следует особенно почитать в молитвах. Даймон (гений) приставлен к человеку от рождения и сопровождает его до самой смерти (ср. ангел).

 

"Идите же! - Мой голос нем..."

Размер: четырёхстопный ямб

Стопа: двухсложная с ударением на 2-м слоге

В основном, рифмовка перекрестная (в 3 строфе кольцевая, опоясывающая)

Идея стихотворения – борьба двух начал: человеческого, низменного, незрячего и приземленного в своих порывах и высшего; толпы и индивидуума – с невозможностью победы личности здесь и сейчас, но с надеждой на посмертный суд, на коем она обретет справедливость и будет вознаграждена.

«Юношеские стихи» — сборник, никогда не издававшийся при жизни Цветаевой. В него входят произведения, создававшиеся в период с 1913 по 1915 гг. Формально они никакого отношения к юношеским годам Марины Ивановны не имеют (поэтесса родилась в 1892-ом). Откуда тогда взялось столь странное название? Дело в том, что книга составлялась в первой половине 1920-го. К тому времени Цветаева многое пережила. В частности, еще свежи были воспоминания о Великой октябрьской революции. Произошедшие события сильно изменили поэтессу. Психологически период 1913-1915 гг. казался ей куда более далеким, нежели свидетельствовала фактическая хронология.

Тематически данное стихотворение связано с другими текстами сборника: «Вы, идущие мимо меня..» и «Мальчиком, бегущим резво…» – противопоставление лирического Я (женское начало) и лирических ТЫ/ВЫ, не понимающих и не принимающих ее.

Странность заключается в том, что именно 1913 г. можно назвать одним из самых счастливых и наполненных в жизни поэта – замужество и рождение дочери в 1912 г., спокойная семейная жизнь… – и вдруг выражаемый в творчестве разлад, диссонанс с обществом, любовный разлад.

Использованные материалы

  • И. Босх  «Страшный суд», левая створка триптиха («Рай»)
  • “Де́мон — собирательное название…”  – информация, взятая из Википедии